Africa-Siberia (part 3)

(записки профессора)

7 ноября. Годовщина Октябрьской революции

Сижу на мини-верандочке, читаю “Merck Manual”, 168-ю страницу из 2700. Окружающая природа напоминает жаркий июльский день в Каменке: яркое солнце, легкие порывы теплого ветерка, запах смолы от растущих во дворе хвойных деревьев. Заливаются птицы. По синему-синему небе кучевые облака, но где-то вдали слышны раскаты грома. Короче, разгар лета!  И это – седьмого ноября, когда на другом конце земли в это время может быть 20-градусный мороз! Умом понимаю, но не перестаю удивляться чудесам природы и ничтожностью человека, возомнившего себя ее (природы) царем.  Ладно. Не будем забывать заветы одного из представителей Царей Венечки Ерофеева. Пора поднять бокал в ознаменование праздника – не потому, что большевиков люблю, нет. Не будь этой самой революции, все было бы по-другому в моей стране, и сюда, в Африку, я приехал бы не бабки зарабатывать, а бабки тратить… А с другой стороны, может и не было бы меня вовсе… Философия, блин!

14 ноября. 100 дней в Африке.

100 дней. Время подводить первые итоги. Ну, внешние советские атрибуты благополучия при мне. Семья со мной, дом большой (не свой, правда, но зачем мне, контрактнику, свой?), в доме есть все для автономной жизни (телевизор, стиральная машина и пр.). Во дворе стоит собственная машина – итог трех месяцев (!) напряженного труда. Профессионально – можно сказать, что втянулся в ритм здешней жизни, с пятью – шестью дежурствами в месяц. Надо сказать, что не так это и тяжело, как может представиться. Дома дежурить было тяжелее. Здесь же основная проблема та, что многое приходится делать впервые. Это с одной стороны волнует, с другой – возбуждает: ну какой хирург не хочет сделать операцию впервые! Так что после 15 лет стрижки геморроев пришлось окунуться в настоящую общую хирургию.  Вот закончилось очередное дежурство – ушил перфоративную язву. Ничего особенного, конечно, но все равно – есть чувство глубокого удовлетворения от того, что из всей дежурной бригады только ты умеешь ушивать перфоративную язву и вообще оперировать. Ощущение себя самого как специалиста – не потому, что можешь все, а просто, что ты специалист и не зря получаешь деньги – наверно, главный итог профессиональной жизни за эти 100 дней.

 

21 ноября. Воскресенье, Михайлов день

Вот уже 10 дней езжу на своей машине, которую мне продал Р. на очень хороших для меня условиях. Очень для меня удачный вариант: во-первых, я знаю эту машину и ее хозяина; во-вторых, получаю беспроцентную рассрочку на несколько месяцев; в-третьих, что немаловажно, он сам предложил мне купить у него машину (а знал ведь, что я не смогу рассчитаться сразу!). Так что быт потихоньку налаживается… В четверг делал релапаротомию пареньку с тяжелейшим тотальным перитонитом, гнойниками по всему животу – следствие аппендицита. Вот аргумент для  частых дискуссий, возникающих здесь: надо ли оперировать больного острым аппендицитом, или подождать до развития перитонита? Здесь крайне редко оперируется аппендицит до развития перфорации отростка со всеми вытекающими последствиями. На то есть свои  объективные и субъективные причины. Главная объективная – отсутствие должного количества хирургов на периферии, вернее, их полное отсутствие на периферии. Если вдруг где-нибудь в Мокопане или в другом месте резко возрастает операционная активность, значит, местный доктор решил, что он – хирург. Жди тогда беды: повалят к тебе на дежурства больные с пропоротыми новоявленным хирургом кишками, недельными послеоперационными перитонитами, кишечными свищами и т.д. За две недели поступило 4 таких больных из одного периферийного госпиталя, причем все они умерли впоследствии… Еле удалось убедить местного доктора, что не стоит ему заниматься такой хирургией. А то как кишки пришивать к брюшной стенке во время ее закрытия – так он, а кишечные свищи лечить – мы!  Так что лучше уж пусть не экспериментируют. Но с другой стороны, конечно, при такой ситуации на периферии каждого больного с локальной болезненностью и даже с локальным мышечным напряжением, никто не будет отправлять в головной госпиталь. Назначат антибиотики и будут лечить консервативно. Безусловно, у немалой части больных аппендицитом наступит регресс заболевания. И только тех, у кого локальный дефанс перейдет в тотальный, появятся симптомы кишечной непроходимости, постараются перевести к нам, в Питерсбург или в Манквенг (в зависимости от территориальной принадлежности). Кстати, ни один больной аппендицитом не был доставлен с диагнозом «острый аппендицит». Любимый диагноз периферийных госпиталей – «кишечная непроходимость». Идешь смотреть больного, доставленного с таким диагнозом (сделаны снимки брюшной полости, все честь по чести – множественные чаши Клойбера!) – а у него  клиника цветущего  перитонита в его токсической фазе, а непроходимость эта, конечно же,  паралитическая – следствие гноя в животе. Часто санационная лапаротомия при таких перитонитах приводит к удивительным с точки зрения российского хирурга результатам: просто убрали отросток, помыли живот и наглухо безо всяких дренажей его зашили, а в послеоперационном периоде назначили ампициллин с гентамицином и 3 л раствора поваренной соли – и больной выздоравливает. Чудеса! Вот только не всегда это бывает. Тому пареньку, с которого я начал рассказ про африканский аппендицит, не повезло. На второй день он выдал картину настоящего септического шока – с падением давления, гиповентиляцией, гипертермией  и пр. Живот был перитонеальный, поэтому я решил его оперировать – но ничего кроме ужасного количества спаек и геморрагической водички (обычное дело после лапаротомии) я не нашел. Так что – тяжелый сепсис, септический шок. Отчего он и умер спустя трое суток после повторной операции и шесть суток с момента начала лечения… лучше все-таки, как было сказано про аппендицит в замечательном фильме «Покровские ворота», сказано бабищей-хирургом, держащей папиросу зажимом Кохера: «Резать немедленно, не дожидаясь перитонитов!» (стиль сохранен – М.П.).

Да… А сегодня – Михайлов день, праздник, который мы не пропускали ни разу. Всегда вспоминаем дедушку. И сейчас от традиции не отсупаюсь. Вот и меня поздравили родители и друзья, ну и, естественно, семья. ЧуднО только: Михайлов день, у нас первые морозы и традиционные пельмени,  а здесь  30 градусов жары… 

 

4 декабря. Суббота.

 Несмотря на 30 градусов жары, чувствуется приближение рождества и Нового года. Во всех магазинах предпраздничная распродажа со всякими скидками, установлены елки (искусственные, конечно), деды Морозы (Санта Клаусы) дают мини представления для детей прямо в магазине. В продаже елочные игрушки и елки самых разных размеров. На работе тоже чувствуется приближение праздника. Плановая хирургическая деятельность потихоньку сворачивается, доделываем то, что по каким-то причинам не сделали раньше. Остается только неотложка. Так что на прошедшей неделе сделал я только одну операцию, но зато для меня очень интересную: соперировал пятимесячного ребенка с врожденной паховой грыжей. Операция плановая, поэтому всю анатомию можно было рассмотреть. Иссек как можно больше грыжевой мешок в обоих направлениях, ушил его проксимальную часть и ушил рану. Даже не знаю, вскрыл ли я апоневроз наружной косой мышцы - настолько он не выражен. Кстати, я сталкивался с этим и у взрослых с паховыми грыжами - апоневроз как папиросная бумага, да еще и разволокнен к тому же. А у детей и подавно. В среду должен был быть операционный день, но он не состоялся: не было стерильного белья в операционной. Ситуация до боли напомнила родное российское здравоохранение. Пришлось все плановые операции отменить. Больные относятся к этому спокойно - довольны, что их лечат бесплатно и готовы лежать месяцами. Так оно и получается: неделями ждут операцию, месяцами ждут результатов гистологии (при подозрении на рак!). Ничего не поделаешь - государственное здравоохранение, затраты на всех одинаковы. Зарплата мед. работников тоже одинакова - как при социализме. Привозят больного с политравмой, тяжелым ушибом головного мозга, с низким артериальным давлением, травматическим шоком, требуются реанимационные мероприятия. Сестра вызывает врача - ординатора. Врач ординатор (2-й год работы, возраст около 30 лет, руками делать не умеет ничего) отвечает: «у меня обеденный перерыв. Зовите Р.!» (доктор наук, 65 лет, оперирует на всех органах!).  Ни один местный доктор не пошевелится, если у него перерыв на обед или закончилось рабочее время, даже если больной в критическом состоянии. Только русские врачи бегут по первому зову, все это знают и пользуются. Вот и дед:  примчался в приемный покой, пробежал по потолку, всех обматерил  взял кровь на анализы, поставил подключичиный и мочевой катетеры, назначил рентгеновское исследование, попросил нейрохирурга проконсультировать больного. Все это - работа врача приемного покоя, а не специалиста хирурга. Но врач приемного покоя на обеде...   Ситуация комментировалась сочными, не имеющими аналога, русскими выражениями в адрес местных врачей, медсестер, всего южно-африканского здравоохранения. Присутствовавшие сестры выслушали все с непроницаемыми лицами и очень медленно и последовательно стали выполнять назначения. Надо сказать, что в частной медицине ситуация другая, если не сказать, противоположная. К больному приходят на помощь немедленно, в любое время суток - любое действие врача: операция,  перевязка, обход, беседа с родственниками, - все  оплачивается. Вот и стараются и доктора, и сестры. И уж, конечно, никто в частной медицине не будет оперировать больного   с сомнительным прогнозом - показания к операции выставляются очень осторожно. Конечно, это великое дело - право каждого на медицинскую помощь, но качество ее и особенно эффективность работы государственного сектора здравоохранения оставляет желать лучшего. В медицину вкладываются огромные деньги. Госпиталя напичканы современным оборудованием, которое простаивает. Я бы делал гастроскопию в Манквенге, но сестры не обрабатывают гастроскоп, и никто не может их заставить - зарплата одинаковая: обрабатывай, не обрабатывай... Вот и простаивает прекрасное дорогостоящее оборудование. Не только простаивает, но и портится – никто не обрабатывает его после исследования.

Наши вожди умели как-то заставить нас работать не за деньги, а за присвоение звания "Ударник коммунистического труда". По всей стране люди вызывали друг друга на социалистические соревнования. В 11 больнице Алексей Иванович постоянно просил, чтобы ему дали третий, четвертый операционный стол, чтобы больше больных соперировать. И все за ту же самую нищенскую зарплату. А здесь - здесь этот номер не проходит, хоть и зарплата не сравнима.  Но уравниловка есть уравниловка. Никто и ничто не заставит здешних людей работать больше положенного. Все рвутся в частную медицину и в Великобританию. Вот и работают в государственном госпитале одни иностранцы.

Ну, а в настоящий момент хирургическая жизнь замирает - наступают праздничные дни, а к праздникам готовятся здесь загодя и со вкусом. В полной мере работают только магазины. Первый праздник – 16 декабря - День Независимости, главный национальный праздник, причем годовщина - 10 лет как покончено с апартеидом. (Я как раз дежурю.) Ну, а затем празднование дня Независимости плавно переходит в Рождество (24 декабря), затем в Новый год... В общем, постепенное, неспешное возвращение персонала к труду произойдет где-то в конце января - так говорит знаток местных обычаев  Слава. Тут-то и хлынут из периферийных госпиталей выжившие за праздничные дни больные с недельными перитонитами, непроходимостью, "ушатами" гноя и т.д. А пока - пустые кровати и с десяток неоперированных больных, которых надо прооперировать за оставшуюся до праздника неделю.

Вчера съездили в Преторию, встали на учет в русском  посольстве. Впервые ездил так далеко на своей машине. Расстояние в 300 км преодолел туда за 4, обратно - за 4,5  часа. Дорога прекрасная, но на подъезде к столице движение очень напряженное. А обратно попали в сильный дождь. Кроме того, вечером в пятницу полно машин на загородной трассе - народ едет на выходные в разные места. 

 

12 декабря. Воскресенье.  День ельцинской Конституции.

Закончилась еще одна африканская неделя. На ней доводили до ума "залежавшихся" больных, чтобы к Рождеству закончить всю плановую работу. Так что наоперировался всласть: сделал две кожные пластики больным с обширными гранулирующими ранами, грыжесечение ребенку, холецистэктомию. Последний раз я удалял желчный пузырь лет, наверное, 15 назад. Ну и попался мне, конечно, пузырь "африканский": внутрипеченочный, склероатрофичный вследствие частых приступов холецистита. Я прямо-таки "вырубал" его из печени "от дна", но так и не смог дойти до шейки и дифференцировать пузырный проток: уж очень опасно это было. Так что резецировал я его на уровне гартмановского кармана, удалив все камни, с надеждой, что оставшаяся часть склерозируется - это все-таки безопасней, чем ковыряться в недифференцируемых тканях. Пошел пятый день - живот спокойный, по дренажу ни крови, ни желчи нет. Но все равно, как ни старались, плановую работу закончить не смогли. На следующую неделю остались несколько больных, которых надо прооперировать. На прием в четверг как назло пришло много больных, которым требуется операция, но я назначал их уже на январь, на 20-е число. Где-то в это время закончатся все празднования. Прямо как у нас. Не понятно только: ни Старый Новый год, ни православное Крещение здесь не празднуют... Но отдыхают все равно долго. В разгар рабочей недели, во вторник, отметили 65-летие Славы. Дома у него собралась компания, человек 20: вся наша русско-украинская диаспора, М., грек Д. (по-моему, коммерсант), болгарин Д. (доцент-математик из Университета Севера),  черный частный доктор Л. - в общем, Дружба народов. Банкет был организован по типу шведского стола: каждый подходил с тарелкой и бокалом и набирал и наливал себе, что хотел и сколько хотел. Общих тостов и организующих  речей тоже не было. Все свободно перемещались по дому и по веранде, общались кто с кем хотел. По заказу именинника исполнялись русские и украинские народные песни. А потом стали петь Битлов. В общем, праздник удался. По домам разъезжались все на личных автомобилях. Закончилась рабочая неделя в пятницу. 

   

А в субботу рано утром поехали мы посмотреть местные чудеса природы. Перво-наперво - на водопад - это оказалось около 80 км по красивейшей горной дороге: сначала серпантин идет вверх (даже уши закладывает), затем вниз. Машина вверх летит, как по равнине - мотор мощный. Чтобы попасть к водопаду, с трассы пришлось свернуть на гравийную дорогу. Очень она напомнила мне дорогу из Ордынки до Спирино: земля только красная и подъем вверх, а так - такие же булыжники и рытвины. Но доехали благополучно, поставили машину на стоянку (все для блага человека!) и пошли к водопаду пешком (20-30 метров). Водопад небольшой, но очень красивый. Местность напоминает наш Алтай - речушка с отшлифованными водой камнями, прозрачная вода. Только земля и дно красного цвета. Побродили, покупались, съели по бутерброду и поехали к Большому Баобабу.

  

Ну, если водопад напомнил чем-то родную природу, то баобаб - это что-то неземное, из научно-фантастической литературы. Ничто, даже дикие звери в Крюгер-парке, не произвело на меня такого впечатления. Возраст - 6000 лет, обхват - 48 метров. В центре дупло, в  дупле - бар.

  

Ко всему прочему, он еще и цветет красивыми желтыми цветами. Вот ведь как: не было на Земле еще ни римской, ни греческой цивилизации… А  баобаб этот уже был! Просто дух захватывает, как представишь себе это! Рядом другой баобаб, молодой. Но он так раскинул стволы, что на них, как на столбах, соорудили  двухэтажное кафе. В общем, чудеса! Подивились мы на эти чудеса и поехали дальше, в горы, где раскинулись необъятные чайные плантации. А на одной из терасс высоко-высоко расположен чайный ресторан, где предлагают свежайший, здесь же произрастающий чай. Вот и попили мы этого чаю, одновременно любуясь прекрасным видом, открывающимся с этой террасы. Сказать по правде, чай мы не столько пили, сколько запивали им блины - с грибами и с тунцом... Так что по приезде домой (около 5 вечера) есть совсем не хотелось. Фактически это было мой первое самостоятельное путешествие. Предыдущие разы проводниками были то Р., то М.. Справился я - можно готовиться к более дальнему путешествию. Следующая неделя короткая. Четверг - главный Южно-африканский праздник, местное 7-е ноября, причем юбилейная дата - 10 лет отмены апартеида. Впрочем, я как раз дежурю...

 

 

1 января 2005 года. С Новым годом, товарищи!

 Необычный этот Новый год… Все-таки, генетическую память и собственный полувековой опыт никуда не денешь… А опыт этот говорит: Новый год – это снег, мороз, ледяная горка, холодец. А тут вместо этого – жара, пальмы, купание в бассейне… Не то чтобы плохо, но… как-то неправильно это. Добавьте к этому еще поездку по грибы… Ну представьте себе: конец декабря – и зеленый-презеленый лес, в котором растут настоящие белые грибы! Прямо как в сказке «12 месяцев». Вот и не верь после этого сказкам! Впрочем. Касательно Нового года: фейерверки, шампанское рекой, хлопушки – это все как у нас.

  

О южно-африканской природе. Несмотря на пальмы, напоминает она мне мою любимую Нижнюю Каменку. Выйдешь утром на крыльцо (без продолжения! – М.П.) – хвойный запах от растущих во дворике деревьев, пение птиц… Ну чем не июльское Нижнее-каменское утро!.. Так и хочется сесть в резиновую лодку и проверить поставки… Или вот еще другое утро: порывы довольно сильного и прохладного ветерка – прямо как наш северный: как задует, так и не выйдешь в море на рыбалку. А вот - полуденный зной, запах травы, синее небо с кучевыми облаками – все как у нас в июле. А лес, в котором растут белые грибы – прямо как Караканский Бор. И дороги такие же, только земля красная. ЧуднО все это!

А что на работе? А на работе встал я на предновогоднюю вахту. За две недели – 4 дежурства, из них два суточных, в праздничные дни. Ну, а там все, как обычно «у нас, в Африке»: недельные непроходы и перитониты, куча тупой травмы, огнестрелов и ножевых ранений. Особого упоминания заслуживают два случая. Первый – это якобы лактационный мастит у кормящей мамы. Однако, несмотря на септическое состояние с гектической лихорадкой и характерные местные изменения, ни гноя, ни некроза обнаружить у нее не удалось (ни при пункции железы в нескольких местах, ни при попытки вскрытия). Так что заподозрил я рак, тем более, что у больной увеличен подмышечный лимфоузел, и сделал эксцизионную биопсию (железы и лимфоузла). Второй случай – это больной с субкомпенсированной тонкокишечной непроходимостью. Причиной, вызвавшей непроходимость, явилась пахово-мошоночная грыжа, но не ущемленная, а невправимая. В грыжевом мешке помещалась слепая и часть восходящей кишки. Это и было местом непроходимости. Так что во время лапаротомии я кишку из мешка извлек, а затем вторым этапом сделал пластику пахового канала.

30 декабря, на своем последнем в старом году дежурстве, оперировал всю ночь. Затем днем в Манквенге соперировал мальчишку с тяжелейшим аппенидикулярным перитонитом.  В результате этого за новогодним столом у Славы периодически засыпал. А Новый год начали мы отмечать с 8 часов, по-новосибирски: выпили бутылку красного южноафриканского шампанского и съели ананас. 

 

23 января.

 Отшумели новогоднее-рождественско-крещенские праздники. Заканчивается ремонт полокванского оперблока. Начался плановый амбулаторный прием. Потихоньку заполняемся больными и наращиваем хирургическую активность. О неотложке речи нет – она как была, так и осталась. Приходилось только в декабре-январе дежурить на два госпиталя – народ разошелся в отпуска, да и количество операционных сократилось до минимума в связи с ремонтом. Так что, например,  об ампутациях по поводу сосудистых гангрен в ночное время и речи быть не могло. Это у нас теперь считается плановым вмешательством. Ночью – только то, от чего быстро помирают: ранения и травмы живота с угрозой кровотечения, недельные перитониты, двухнедельные непроходимости т.п. А то, от чего помирают медленно, не для ночных операций. Но ничего, в феврале начинаем дежурить на один госпиталь. Хотя, думаю, к гангренам отнощение сильно не изменится. Ну кому охота ногу отрезать в два часа ночи! Тем более, что сама операция займет 20 минут, а ее ожидание два часа!

Причин того, что все  делается медленно, по крайней мере две. Первая – это особенность африканского менталитета.  Торописа нада нет! И, кроме того,  ну не может черная операционная сестра одновременно, делать две вещи, например, подать раствор для промывания брюшной полости и одновременно приготовить нитку для ушивания живота.  Соответственно и хирург, если попросил раствор для промывания, должен дождаться, когда сестра это сделает: все остальные распоряжения она просто не воспринимает. Закончит одно дело – пожалуйста, можете отдавать следующее распоряжение, но только одно! Оно будет исполнено на высшем уровне. Холерик Р. не выдерживает: начинает бегать по потолку операционной, материться по-русски (странное дело: за 7 лет они так и не выучили русского матерного!). А я – ничего, меня эта последовательность в мыслях и в делах не сильно раздражает. Конечно, мало хорошего, что приходится ожидать доставку больного из палаты в операционную два часа (здесь та же история: пока до транспортной бригады дойдет сигнал, пока они доедут до палаты, пока палатная медсестра укажет им койку и пр.), но я стал делать поправку на время. Где в России затратят 20 минут, в Африке – 1 час. (Значит, в операционную надо прийти через 1,5 часа…) И потом, меня это мало раздражает еще и потому, что в моей жизни все события тоже происходят последовательно, а не одновременно. Сначала защита двух диссертаций, а хирургом по-настоящему работаю только сейчас, через 25 лет после получения свидетельства о том, что я – хирург. Сначала стать профессором, потом хирургом – так было предначертано судьбой.

…Интересное наблюдение, характеризующее особенность мыслительного процесса черного человека, так сказать, картинка с натуры. Рассчитываюсь на кассе в магазине за хлеб, надо заплатить 4 ранда 25 центов. Как бы поступили вы в России, если бы у вас не было 4 рублей 25 копеек мелочью? Правильно – дали бы 5,25, а кассирша сдала бы вам один рубль, - так проще считать… кажется… Я так и делаю: даю 5 рандов и, не дожидаясь просьбы дать мелочь, сам даю 25 центов… Черная девушка за кассой берет деньги, долго смотрит на них, за тем на меня… Она НЕ ПОНИМАЕТ, зачем я ей даю лишние 25 центов. Ей не легче, а  ТРУДНЕЕ теперь отсчитать мне требуемую сдачу. Все было ясно: надо от 5 отнять 4,25 и сдать мне 75 центов. Теперь же все перепуталось в ее черной голове. Причем, это никоим образом не значит, что они какие-нибудь дебилы, нет! Просто так протекает мыслительный процесс – невозможно абстаргироваться от конкретики. Может быть, поэтому самым трудным предметом в школе является математика… Зато как они поют –  на несколько голосов, в любой момент и в любом месте, все – от детей до стариков! Да еще и пританцовывают при этом. Смотришь и слушаешь такой хор, и появляется ощущение, что этому выступлению предшествовали месяцы репетиций. Да ничего подобного – просто собрались сестры, санитарки, носильщики, - и вмиг образовался хор, необходимый для проведения траурной церемонии в связи с кончиной профессора М. М.… 

  Вторая причина «замедленной киносъемки» – то, что, многие сестринские процедуры делаются врачами.  К примеру, работа анестезиолога. В России врач-анестезиолог интубирует, экстубирует, делает спинальную пункцию – на этом, пожалуй, его рукоделие заканчивается. Все остальное – работа сестры-анестезистки, врач только командует: введи 100 мг ардуана, 0,5 прозерина и т.д.  В Европе и в Америке, если верить нашим учителям-анестезиологам, еще круче. Там интубацию делает специально подготовленный «интубатор» - это сестринская должность. Врач только следит за жизненными параметрами по приборам и отдает соответствующие распоряжения: чего добавить, чего убавить. Ничего подобного нет в южно-африканском провинциальном госпитале. Начнем с того, что нет такой должности – сестра-анестезистка. Врачу помогают сестры оперблока. В результате врач все делает сам: сам включает аппаратуру, сам подсоединяет электроды к больному для мониторирования, сам катетеризирует вену, сам набирает в шприц и затем вводит препараты, сам берет в руку интубационную трубку (никто не подает ему в протянутую руку!, интубирует, раздувает манжетку. Подключает к аппарату, фиксирует во рту, - все сам! Понятно, что по времени это дольше, по сравнению с работой двух человек – врача и медсестры. А такого понятия, как врач-реаниматолог, здесь вообще не существует. Реанимационные мероприятия проводятся всеми врачами. Так что не исключено, что придется и мне интубировать больного… Добавлю к этому, что аппаратура анестезиологическая здесь великолепная, во время операции и в послеоперационном периоде (если больной в реанимации, конечно) врач постоянно может видеть на мониторе  все необходимые жизненные параметры: пульс, АД, температура, сатурация, частота дыхания и пр. Нет так, как у нас: чтобы узнать АД, надо его измерить. Вот сестра и качает манжетку аппарата каждые 15 минут… А пульс? Будьте любезны, приложите ваши пальцы к запястью, засеките время на своих часах и посчитайте… Сатурация – это вообще экзотика! Много, мало кислорода в крови у больного – посмотрим по цвету кожи лица. Если больной синий – значит, кислороду мало! Конечно, кадры крепчают в условиях, когда надо определять состояние витальных функций по цвету кожи больного и по запаху его мочи, и шить ткани хлопчатобумажными нерассасывающимися гидрофильными нитками. Но хорошо ли это, и в первую очередь для больного – работать на аппаратуре времен покорения Ермаком Сибири?..

Ну, а хирург? Он тоже тратит много времени, с российской точки зрения, напрасно. Это только в России так: хирург сидит в ординаторской (а профессор – в своем кабинете) и ждет. Приходит санитарка и говорит: «Профессор, можете мыться!» Это значит, что больной на столе и уже под наркозом. Пришел хирург, соперировал и ушел – дальнейшее, происходящее в операционной, его не касается. Если два ассистента, можно дать им сделать кожный разрез и наложить кожные швы, - значит, можно покинуть операционную еще раньше. А в Африке… А в Африке все не так. Никто не пошевелится даже подать больного в операционную, пока хирург не появится в поле зрения сестер и анестезилога. Появился – берись за каталку, вези больного в операционную, помогай перекладывать, устанавливай внутривенный и мочевой катетер, помогай чем можешь в проведении анестезии, устанавливай освещение… Закончил операцию – жди, пока больной проснется, помогай перекладывать, вывози из операционной. Только после того, как больной покинул операционную, можешь выйти оттуда сам.  Вот и получается – 20- минутная операция требует  полуторачасовых временных затрат. Зато писать… Вот пример протокола операции: «Выполнена тотальная гастрэктомия». Все! Ну, еще название операции на титульном листе, назначения – всего наберется слов десять… Красота!

  

…На первой неделе нового года взял я отпуск на 3 дня. Плюс два выходных, в общем, укатили мы на 5 дней на восточное побережье в город Дурбан, что на берегу Индийского океана. Так что самое время написать что-нибудь о природе. Так вот. Кто думает, что Африка – это пустыня, раскаленный песок и иногда пальмы, - тот в корне ошибается, во всяком случае, если говорить о Южной Африке. Разнообразие южноафриканской природы, да еще на достаточно небольшой площади, просто удивительно. Начнем с северо-востока, с провинции Лимпопо, где я и обитаю. Здесь преобладает кдассическая и всем знакомая по учебнику географии африканская саванна – степь, трава, кустарники. Все это в период дождей (ноябрь – январь) пышно расцветает и благоухает неповторимыми степными ароматами. Но вот в той же Лимпопо проехали мы километров 80, попали в гористую местность и в самый настоящий лес – дубовый, сосновый – с самыми настоящими белыми грибами! Еще немного пути – и среди леса красивейший водопад, образованный горной речушкой. Едем на Юго-восток, в сторону океана. 300 км пути – саванна сменяется огромными полями, засеянными какой-то культурой. Очень похоже это на сибирский ландшафт – те же бескрайние поля и никаких построек. Едем дальше, переваливаем через  горы. Высшая точка – более 3000 м, цепляемся за облака. Спускаемся, вокруг уже не горы, а холмы. Холмы эти засеяны сахарным тростником. Все ближе и ближе океан, все влажнее и зеленее вокруг - Проезжаем эвкалиптовые, пальмовые, сосновые  рощи. Проезжаем красивейшую местность по названием «1000 холмов» - действительно, вокруг многочисленные зеленые холмы, между которых вьется дорога.

  

 Въезжаем в город Дурбан – многоэтажные дома, сумасшедшее движение – в общем, огромный современный город. Ничего интересного… Неожиданно – я бы даже сказал: внезапно – выезжаем на набережную…

  

Бескрайний водный простор открывается перед взором. Вправо, влево – везде бесконечный песчаный пляж, о который с силой и с шумом разбиваются двух… нет, трехметровые волны… Для меня, видевший только Черное море и усмиренные заливом Петра великого воды Тихого океана, вид настоящего, открытого всем ветрам Индийского океана был, конечно потрясением. (А что говорить о дочери Марии, которая не видела никакого другого моря, кроме Обского! Первая реакция – произнесенное на выдохе «О-О-О!» Ну, а потом – визг во время купания и борьбы с прибоем).

  

 Наверно, нашу реакцию можно сравнить с тем, как реагировал древний человек, который шел – шел по суше в поисках лучшей земли и внезапно увидел нечто, способное внушить и любовь, и страх, и обладающее необыкновенной притягательной силой. Не зря древняя лоция начинается с аксиомы: «Плавать по морю необходимо»! Да… Посетили мы представление с дрессированными дельфинами; побывали в настоящей зулусской деревне с зулусскими плясками, погуляли в ботаническом и японском  садах; в птичьем зоопарке. Интересно, конечно… Но Индийский океан, с его обитателями (которых наблюдали в  океанариуме), бесконечным прибоем, огромными волнами, приливом и отливом, –  самое сильное мое впечатление от этой поездки. И вообще от Африки (наряду с баобабом и дикой саванной Крюгер-парка).   Пока… Ведь впереди – впечатления от западного побережья. А там – Кейптаун, первое белое поселение Южной Африки, мыс Доброй Надежды с его Тайной двух океанов… Удастся ли эту тайну – нет, не разгадать, а хотя бы чуть приоткрыть?..

   

     

8 февраля 2005 года

 … Небольшая зарисовка с натуры – «Африканский дождь»… Еду домой с работы. Впереди 35 км прекрасной асфальтовой дороги. На небе облачка, но не так чтобы сильно, время от времени проглядывает солнышко. Тепло, но не жарко, кондиционер не работает (экономим горючее). Чуть-чуть приоткрыты два передних окна. На скорости 120 км/час окно широко не раскроешь – сильный ветер задувает под очки, заставляет щуриться, мешает смотреть на дорогу. Да и камушки, вылетающие из-под колес попутных машин, подобны пуле, выпущенной из винтовки… Еду. Непонятно из какой тучи, но на лобовик  и крышу моего авто падают – пока редкие – дождевые капли. Падают и тут же высыхают… Каждая капля ( а их действительно можно посчитать – такие они редкие) величиной с… ну о-о-очень большая! И о-о-о-чень тяжелая – кажется, что по машине барабанит град… Включаю «дворники» на малую скорость. Закрываю окна, а то вода начинает попадать в салон. Еду…Ба, что это там впереди в ста метрах? Полоса дороги как будто упирается в вертикальную сплошную стену из матового стекла. А это, быстро соображаю, граница между моим небольшим и НАСТОЯЩИМ  дождем. Что-то там за этой границей с дорогой происходит – не знаю, так как не вижу.  Въезжаю в стеклянную стену. Мамочки мои! Это не дождь – это водопад какой-то! Как будто сверху тебя специально поливают их огромного ведра. (Как точны, оказывается в определениях бывают поговорки! Действительно, как из ведра. Английский эквивалент – “It rains cats&dogs”  - так меня учили в школе 30 лет назад, не знаю, сохранилось ли это выражение в современном английском). Снижаю и до того уже низкую скорость: до 60, затем 50, затем 40 км/час. Кто-то там сзади меня? Если настоящий южной-африканский МАСТЕР, гоняющий с постоянной скоростью 160 независимо от дорожной обстановки, то мне… короче, не поздоровится. Но быстрее ехать не могу. «Дворники» молотят с максимальной скоростью, но смутно вижу лишь 20-30 метров дорожного полотна. Плыву по этой реке  со скоростью 20 узлов… Плаванье заканчивается внезапно, как и началось. Теперь стеклянная стена позади меня – отчетливо вижу  ее через заднее стекло. Впереди мокрая дорога. Мокрая, но не более того – луж нет, дорога сконструирована грамотно, вода на ней не задерживается и не застаивается. Нагретый солнцем асфальт, да и окружающая его земля «парит»… Еще 20 – 30 минут – и земля сухая. Как будто не было жуткого ливня. Впрочем,  дома его действительно не было – полосой прошел ливень… Чудеса! Как говорит популярный киногерой, «Никогда такого не видел!»

…Если другие чудеса африканской природы можно фотографировать или писать кистью, то чудо, явившееся мне в виде дождя, я мог только описать словами. Попробуйте себе представить… если сможете.

(Зарисовка с натуры сделана спустя ровно полгода моего пребывания в Южной Африке).

Part 4

Home


© Copyright: Михаил Пупышев, 2004 - 2005 гг.